События, закулисную сторону которых мы только что увидели, совершились самым простым образом.
Когда Жан Вальжан бежал из муниципальной тюрьмы города Монрейля в ту самую ночь, когда Жавер арестовал его у постели мертвой Фантины, полиция сейчас же предположила, что беглый каторжник направился в Париж. Париж — это Мальстрим, в котором все теряется; в этом центре мира все исчезает, как в морской пучине. Никакой лес не укроет человека так надежно, как эта толпа. Беглецы всякого рода хорошо это знают. Они кидаются в Париж, как в омут: есть омуты спасительные. Полиция тоже знает это и ищет в Париже то, что потеряла в другом месте. Она и принялась разыскивать в столице бывшего мэра города Монрейля. Жавер был призван в Париж руководить поисками. Он действительно помог захватить Жана Вальжана.
Усердие и сметливость Жавера были замечены господином Шабулье, секретарем префектуры при графе Англесе. Шабулье, уже раньше покровительствовавший Жаверу, прикомандировал его к парижской полиции. Там Жавер проявил себя с наилучшей стороны, снискав заслуженное уважение.
Он перестал думать о Жане Вальжане — для этих ищеек, вечно пребывающих на охоте, один зверь заставляет забывать другого; но вот в декабре 1823 года он как-то раз взял в руки газету, он, который никогда не читал газет; но Жавер, как монархист, пожелал узнать подробности торжественного въезда принца-генералиссимуса в Байонну. Прочтя интересовавшую его статью, ему попалось на глаза в конце страницы имя, привлекшее его внимание. Газета сообщала, что Жан Вальжан умер, и констатировала факт смерти в таких формальных выражениях, что Жавер не усомнился, потом кинул газету и забыл об этом думать.
Некоторое время спустя префектурой Сены и Уазы было прислано в парижскую префектуру полицейское донесение о похищении ребенка, случившееся в Монфермейле при странных обстоятельствах: маленькая девочка семи-восьми лет, оставленная своей матерью на попечение местного трактирщика, была украдена каким-то незнакомцем; девочку звали Козеттой, она была дочерью падшей женщины по имени Фантина, умершей в больнице — где и когда неизвестно. Это донесение попалось на глаза Жаверу и заставило его призадуматься.
Имя Фантины было ему хорошо известно. Он помнил, как Жан Вальжан насмешил его, попросив трехдневной отсрочки, чтобы поехать за ребенком этой женщины. Он вспомнил, что Жан Вальжан был арестован в Париже в ту минуту, когда садился в дилижанс, отходивший в Монфермейль. Судя по некоторым указаниям, это даже была вторая его поездка в это селение, так как накануне его видели в окрестностях Монфермейля. Зачем он туда ездил? Никто этого не мог угадать. Теперь Жавер понял все. Там была дочь Фантины. Жан Вальжан собирался ехать за ней. Между тем ребенок был украден незнакомцем! Кто это мог быть? Уж не сам ли Жан Вальжан? Но ведь Жан Вальжан умер... Жавер, никому не сказав ни слова, сел в дилижанс, отходивший от трактира "Оловянное блюдо" в переулке Планшетт, и съездил в Монфермейль.
Он ожидал разъяснений, а вместо того нашел полнейший мрак. В первые дни супруги Тенардье, раздосадованные, много болтали. Исчезновение Жаворонка наделало шуму в селе. Тотчас же пошли разнообразные слухи и, наконец, решили, что ребенок был похищен. Отсюда и возникло полицейское донесение.
Между тем, когда прошла первая досада, Тенардье своим чутким инстинктом быстро сообразил, что не очень-то удобно беспокоить господина королевского прокурора, и жалоба его по поводу "похищения" Козетты будет иметь прежде всего результатом то, что обратят внимание на него самого и на его темные делишки. Совы больше всего не любят, чтобы к ним подносили свечу. Да и к тому же как он объяснит полученные им тысячу пятьсот франков? Подумал, подумал, велел жене молчать и притворялся удивленным, когда с ним заговаривали об украденном ребенке. Он, дескать, не понимает, что это значит; конечно, сначала он жаловался, что у него так внезапно "отняли" его милую девочку; ему хотелось бы оставить ее у себя еще денька два-три; но за ней пришел ее родной дедушка. Он присочинил дедушку ради приличия. Эту-то историю преподнесли Жаверу, когда он приехал в Монфермейль. "Дедушка" заслонил собой Жана Вальжана.
Жавер, однако, задал несколько вопросов, стараясь лучше проверить историю, выдуманную Тенардье.
— Что это за дедушка и как его зовут?
Тенардье отвечал очень просто:
— Это богатый землевладелец, я даже его паспорт видел. Его, кажется, зовут господин Гильом Ламбер.
Ламбер почтенное имя, вполне внушающее доверие. Жавер вернулся в Париж.
"Жан Вальжан действительно умер, — размышлял он, — а я глупец".
Он уже опять начинал забывать всю эту историю, как вдруг в марте 1824 года услышал о какой-то странной личности, жившей в приходе Святого Медара и прозванной "нищим, который раздает милостыню". Говорили, что это рантье, имени его никто в точности не знал, жил он одиноко с маленькой девочкой, тоже ничего не знавшей, кроме того, что она из Монфермейля. Монфермейль! Это имя постоянно встречалось, и на этот раз Жавер опять насторожился. Старый нищий-шпион, бывший церковный сторож, добавил еще несколько штрихов. Этот рантье очень нелюдим, выходит из дому только по вечерам, не говорит ни с кем, разве иногда с нищими, и никого к себе не допускает. Одет он в отвратительный старый желтый сюртук, которому цена несколько миллионов, так он весь начинен банковскими билетами. Это сильно подзадорило любопытство Жавера. Чтобы увидеть вблизи этого фантастического богача, не спугнув его, он взял однажды у сторожа его лохмотья и занял то место, где старый шпион обыкновенно садился по вечерам, бормоча под нос псалмы.
"Подозрительная личность" действительно подошла к Жаверу и подала ему милостыню; в это мгновение Жавер поднял голову, и оба почувствовали одинаковое сотрясение — Жану Вальжану показалось, что он узнает Жавера, а Жаверу, что он узнает Жана Вальжана.
Однако в темноте можно было ошибиться, думал Жавер; смерть Жана Вальжана констатирована официально; итак, у него остались одни сомнения; а коль скоро есть хоть малейшее сомнение, Жавер, как человек самой строгой честности, никогда никого не хватал за шиворот.
Он проследил за человеком до самой лачуги Горбо и без особого труда заставил старуху разговориться. Старуха подтвердила факт существования сюртука, начиненного миллионами, и рассказала эпизод с тысячефранковым билетом. Она сама его видела собственными глазами, сама его трогала. Жавер нанял комнату и поселился в ней в тот же вечер. Он подходил к дверям таинственного жильца, надеясь услышать звук его голоса, но Жан Вальжан, увидев пламя свечи сквозь замочную скважину, расстроил планы сыщика, храня глубокое молчание.
На следующий день Жан Вальжан решил сменить квартиру. Но звон пятифранковой монеты, которую он уронил, был услышан старухой; услышав, что перебирают деньги, оба сообразила, что ее жилец собирается переезжать, и поспешила предупредить Жавера. Вечером, когда Жан Вальжан вышел, Жавер сторожил его за деревьями бульвара с двумя помощниками.
Жавер потребовал в префектуре вооруженной помощи, но не сказал имени того лица, которое надеется схватить. Это была его тайна, и ой, хранил ее по трем причинам: во-первых, потому, что малейшая неосторожность могла всполошить Жана Вальжана, во-вторых, потому, что. захватить старого беглого каторжника, да еще прослывшего мертвым, схватить осужденного, когда-то занесенного полицией в разряд "злодеев опаснейшего сорта", — это был великолепный подвиг, до которого старые служаки парижской полиции ни за что не допустили бы Жавера; наконец, еще потому, что Жавер был артист в душе и имел пристрастие к неожиданным эффектам. Он ненавидел успехи, о которых трубят заранее. Он любил замышлять свои лучшие дела втайне и затем внезапно осуществлять их.
Жавер следовал за Жаном Вальжаном от дерева к дереву, от одного угла к другому и не терял его из виду ни на одно мгновение; даже в минуты, когда беглец считал себя в безопасности, глаз Жавера был прикован к нему. Почему же Жавер не арестовал Жана Вальжана? Дело в том, что он все еще сомневался.
Надо отметить, что полиция в то время не чувствовала себя свободной в действиях, независимая печать стесняла ее. Несколько произвольных арестов, о которых прокричали газеты, дошли до сведения палат и внушили робость префектуре. Посягать на личную свободу — дело серьезное. Агенты боялись ошибиться; префект строго взыскивал за это; всякая ошибка означала увольнение от должности. Можно себе представить, какой эффект произвела бы в Париже следующая краткая заметка, воспроизведенная десятками газет: "Вчера один старый парижанин, убеленный сединами, почтенный рантье, прогуливавшийся со своей восьмилетней внучкой, был арестован как беглый каторжник и препровожден в тюрьму".
Добавим, что Жавер сам отличался большой щепетильностью, голос его совести присоединялся к приказаниям префекта. Он действительно сомневался. Жан Вальжан шел в темноте, повернувшись к нему спиной.
Горе, беспокойство, тревога, — это новое несчастье, заставившее его бежать ночью, искать наугад убежища для себя и Козетты, необходимость приноровливать шаги к походке ребенка — все это независимо от него самого изменило походку Жана Вальжана и придало его фигуре и движениям такой стариковский характер, что сама полиция, воплощенная в Жавере, могла обмануться и действительно обманулась. Невозможность подойти к нему ближе, его костюм старого наставника-эмигранта, заявление Тенардье, который произвел его в дедушки, наконец, мнимая смерть его на каторге — все это увеличивало сомнение, скопившееся в голове Жавера.
Была минута, когда он уже решился потребовать у него документы. Но если этот человек не Жан Вальжан, если он и не старый почтенный рантье, то, вероятно, это какой-нибудь плут, искусно и глубоко замешанный в темные деяния, какой-нибудь предводитель опасной шайки, раздающий милостыню, чтобы скрыть свои прочие подвиги. У него, наверное, сообщники, клевреты, запасные убежища, куда он может скрыться. Зигзаги, которые он описывает по улицам, доказывают, что он не простой старик. Арестовать его слишком поспешно — значит "убить курицу, несущую золотые яйца". Почему не подождать. Жавер был слишком уверен в том, что его жертва не ускользнет.
Итак, он шел в довольно сильном волнении, задавая себе множество вопросов об этой загадочной личности.
Было уже поздно, когда на улице Понтуаз он безошибочно узнал Жана Вальжана, благодаря яркому освещению из кабака.
Два существа на свете ощущают глубокое потрясение и трепет — это мать, обретающая своего ребенка, и тигр, находящий свою добычу. Жавер испытал это чувство.
Как только он удостоверился, что перед ним Жан Вальжан, опасный каторжник, он заметил, что их всего трое, и потребовал подкрепления у полицейского комиссара на улице Понтуаз. Прежде чем схватить колючую ветку, надевают перчатки.
Это промедление и остановка на перекрестке Роллен для совещания со своими агентами чуть не заставили его потерять след. Однако он скоро догадался, что Жан Вальжан захочет перебраться за реку, спасаясь от своих преследователей. Он наклонил голову и задумался, как гончая, прикладывающая нос к земле, чтобы напасть на верный след. Жавер, руководимый своим чутким инстинктом, пошел прямо к Аустерлицкому мосту. Одно слово сторожа направило его на правильный путь.
— Не видели ли вы человека с маленькой девочкой?
— Я заставил его заплатить два су, — ответил инвалид.
Жавер вступил на мост как раз вовремя, чтобы увидеть, как по ту сторону Жан Вальжан, ведя Козетту за руку, проходил по пространству, освещенному луной. Он видел, как они направились по улице Шемэн-Вер-Сент-Антуан, и подумал о глухом переулке Жанро, расположенном в виде западни на единственном выходе из улицы Прямой стены на улицу Малый Пикпюс. Он немедленно послал одного из агентов кружным путем стеречь этот выход. Мимо проходил патруль, возвращавшийся на гауптвахту арсенала; он остановил его и заставил идти за собой. В таких предприятиях солдаты — козыри. Да и такое уж правило — чтобы одолеть кабана, требуются искусство охотника и сила собак. Организовав все это, осознавая, что Жан Вальжан попался между переулком Жанро направо, его агентом налево, самим Жавером позади, он остановился и угостил себя понюшкой табаку.
Потом началась игра. Для него наступила минута какого-то дьявольского наслаждения; он пустил свою жертву вперед, сознавая, что крепко держит ее в своей власти, но насколько возможно дольше откладывая момент ареста; он был счастлив, чувствуя, что Жан Вальжан уже попался, хотя пока разгуливает на свободе; он любовался им с наслаждением паука, который дает мухе свободу полетать еще немного, или кота, который гоняет перед собой мышь. Когти ощущают чудовищное сладострастие в трепете животного, захваченного в их тиски. Какое наслаждение душить!
Жавер наслаждался. Петли его сети были надежны. Он был уверен в успехе; теперь ему оставалось только сжать руку. С таким эскортом, как у него, даже мысль о сопротивлении была невозможна, как бы Жан Вальжан ни был энергичен, силен и доведен до отчаяния. Жавер двигался осторожно, медленно, проверяя и обыскивая по дороге все закоулки улицы как карманы вора. Но, дойдя до центра паутины, он не нашел в ней муху.
Можно себе представить его бешенство.
Он бросился расспрашивать агента, сторожившего на углу улиц Прямой стены и Малый Пикпюс; агент, невозмутимо стоявший на своем месте, не видел никого.
Случается иногда, что оленю каким-то образом удается ускользнуть, хотя за ним по пятам следует целая свора собак, и тогда самые старые и опытные охотники разводят руками. Дювивье, Линвилль и Депре становятся в тупик. При неудаче такого рода Артонж воскликнул:
— Да это не олень, а колдун!
Жавер готов был воскликнуть то же самое. В известный момент его разочарование граничило с отчаянием и исступлением. Несомненно, что Наполеон делал ошибки в русской кампании, что Александр делал ошибки в индийской войне, Цезарь в африканской войне, а Кир в скифской, несомненно и то, что Жавер наделал промахов в своей охоте на Жана Вальжана. Быть может, он напрасно медлил, опознав бывшего каторжника. Ему достаточно было одного взгляда. Напрасно он не схватил его просто-напросто в самой лачуге; напрасно не арестовал его тотчас же, когда окончательно узнал его на улице Понтуаз. Нечего было совещаться со своими помощниками при ярком лунном свете на перекрестке Роллен. Конечно, советы полезны; недурно иногда положиться на помощь и нюх надежных гончих; но охотник должен быть до крайности осторожен и предусмотрителен, преследуя беспокойных зверей, как волки и каторжники. Жавер, слишком заботясь о том, чтобы направить свою свору гончих на след, спугнул зверя и дал ему улизнуть. Главной ошибкой было то, что, напав снова на след жертвы на Аустерлицком мосту, он стал играть в опасную и бессмысленную игру, желая удержать такого человека на конце нитки. Он слишком понадеялся на свои силы и счел возможным играть со львом, как с мышью. В то же время он опять-таки недооценил свои силы, найдя нужным взять новое подкрепление. Роковая предосторожность, потеря драгоценного времени. Жавер совершил все эти промахи, а между тем он был одним из самых искусных сыщиков, когда-либо существовавших. Он был в полном смысле слова тем, что на охотничьем языке называется умной собакой. Но есть ли совершенство на свете? На величайших стратегов находит затмение.
Большие глупости часто сплетаются, как толстые канаты, из множества мелких нитей. Расщепите канат по ниткам, возьмите каждую из них порознь и разорвите: "Неужели это так некрепко!" — скажете вы. А между тем сплетите, свейте их вместе, и выйдет сила; это Аттила*, колеблющийся между Марцианом* на Востоке и Валентинианом* на Западе; это Ганнибал, застрявший в Капуе*; это Дантон, засыпающий в Арсисе-на-Обе*.
Как бы то ни было, в тот самый момент, когда Жавер увидел, что Жан Вальжан от него ускользает, он не потерял голову. Убежденный, что беглый каторжник не мог еще убежать далеко, он расставил караульных, устроил западни и ловушки и бродил по кварталу всю ночь. Первое, что ему бросилось в глаза, — это беспорядок, произведенный в фонаре, у которого была отрезана веревка. Драгоценная мысль, впрочем, сбившая его с толка, сосредоточив розыски на глухом переулке Жанро. Там есть довольно низкие заборы, выходящие в сады, смежные с обширными полями под паром. Очевидно, Жан Вальжан улизнул туда. Жавер обшарил эти сады и поля, точно искал иголку.
На рассвете он оставил караулить двух сметливых агентов, а сам отправился в префектуру, пристыженный, как сыщик, проведенный вором.
© «Онлайн-Читать.РФ», 2017-2024
Обратная связь